– Ты попусту тратишь время, – сказала Элис Повариха.
– Все работают, никто не сидит дома, – сказала Джейн Фермерша.
– Неужто так трудно что-нибудь украсть? – вызывающе крикнула Мэри Паромщица.
– Это верно, Том, – сказал мэр. – Инспектор может пожаловать к нам в любую минуту, а у нас до сих пор нет ни одного преступления. Нам ему и предъявить будет нечего.
– Хорошо, хорошо, – сказал Том.
Он сунул нож и дубинку за пояс, взял торбу, чтобы было куда класть награбленное, и вышел из дому.
Но куда направиться? Было около трех часов пополудни. Рынок – по сути дела, наиболее подходящее место для краж – будет пустовать до вечера. К тому же Тому очень не хотелось воровать при свете дня. Это выглядело бы как-то непрофессионально.
Он достал свой ордер, предписывавший ему совершать преступления, и перечитал его еще раз от начала до конца: "…надлежит укрываться от закона в темных закоулках, околачиваться в местах, пользующихся дурной славой…»
Все ясно! Он будет околачиваться в пользующихся дурной славой местах. Там он может выработать себе какой-нибудь план и настроиться на нужный лад. Вот только выбирать-то, собственно, было не из чего. В деревне имелся ресторан «Крошка», который держали две вдовые сестры, было «Местечко отдыха» Джефа Хмеля и, наконец, была таверна, принадлежавшая Эду Пиво.
Приходилось довольствоваться таверной.
Таверна помещалась в домике, мало чем отличавшемся от всех прочих домов деревни. Там была одна большая комната для гостей, кухня и жилые комнаты хозяев. Жена Эда стряпала и старалась поддерживать в помещении чистоту – насколько ей это позволяли боли в пояснице. Эд за стойкой разливал напитки. Эд был бледный, с сонными глазами и необыкновенной способностью тревожиться по пустякам.
– Здорово, Том, – сказал Эд. – Говорят, тебя назначили преступником.
– Да, назначили, – сказал Том. – Налей-ка мне перри-колы.
Эд Пиво нацедил Тому безалкогольного напитка из корнеплодов и беспокойно потоптался перед столиком, за которым устроился Том.
– Как же это так, почему ты сидишь здесь, вместо того чтобы красть?
– Я обдумываю, – сказал Том. – В моем ордере сказано, что я должен околачиваться в пользующихся дурной славой местах. Вот я и сижу здесь.
– Ну, хорошо ли это с твоей стороны? – грустно спросил Эд Пиво. – Разве моя таверна пользуется дурной славой, Том?
– Хуже еды, чем у тебя, не сыщешь во всей деревне, – пояснил Том.
– Я знаю. Моя старуха не умеет стряпать. Но у нас здесь все по-доброму, по-семейному. И людям нравится заглядывать к нам.
– Теперь все будет по-другому, Эд. Я объявляю твою таверну моей штаб-квартирой.
Плечи Эда Пиво уныло поникли.
– Вот и старайся доставить людям удовольствие, – пробормотал он. – Они уж тебя отблагодарят! – Он вернулся за стойку.
Том продолжал размышлять. Его удивляло, что это дается ему с таким трудом. Чем больше он старался, тем меньше было толку. Но он с мрачным упорством продолжал свое.
Прошел час. Ричи Фермер, младший сынишка Джеда, заглянул в дверь.
– Ты уже стащил что-нибудь, Том?
– Нет пока, – отвечал Том, сгорбившись над столом и все еще стараясь думать.
Знойный день тихо угасал. Вечер начал понемногу заглядывать в маленькие, не слишком чистые окна таверны. На улице застрекотали сверчки, и первый ночной ветерок прошелестел верхушками деревьев в лесу.
Грузный Джордж Паромщик и Макс Ткач зашли пропустить по стаканчику глявы. Они присели к столику Тома.
– Ну, как дела? – осведомился Джордж Паромщик.
– Плоховато, – сказал Том. – Никак что-то не получается у меня с этим воровством.
– Ничего, ты еще освоишься, – как всегда неторопливо, серьезно и важно заметил Джордж Паромщик. – Уж кто-кто, а ты научишься.
– Мы в тебя верим, Том, – успокоил его Ткач.
Том поблагодарил их. Они выпили и ушли. Том продолжал размышлять, уставившись на пустой стакан.
Час спустя Эд Пиво смущенно кашлянул.
– Ты меня прости, Том, но когда же ты начнешь красть?
– Вот сейчас и начну, – сказал Том.
Он поднялся, проверил, на месте ли у него оружие, и направился к двери.
На рыночной площади уже шел обычный вечерний меновой торг, и товар грудами лежал на лотках или на соломенных циновках, разостланных на траве. Обмен производился без денег, и обменного тарифа не существовало. За пригоршню самодельных гвоздей можно было получить ведерко молока или двух рыб или наоборот – в зависимости от того, что кому хотелось променять или в чем у кого возникла нужда. Подсчитывать, что сколько стоит, – этим никто себя не утруждал. Это был единственный земной обычай, который мэру никак не удавалось ввести в деревне.
Когда Том Рыбак появился на площади, его приветствовали все.
– Воруешь понемногу, а, Том?
– Валяй, валяй, приятель!
– У тебя получится!
Ни одному жителю деревни еще не доводилось присутствовать при краже. Для них это был экзотический обычай далекой планеты Земли, и им очень хотелось поглядеть, как это делается. Все бросили свои товары и устремились за Томом, жадно следя за каждым его движением.
Том обнаружил, что у него дрожат руки. Ему совсем не нравилось, что столько народу будет смотреть, как он станет красть. Надо поскорее покончить с этим, решил он. Пока у него еще не хватает духу.
Он внезапно остановился перед грудой фруктов, наваленной на лотке миссис Мельник.
– Довольно сочные как будто, – небрежно проронил он.
– Свеженькие, прямо из сада, – сказала миссис Мельник. Это была маленькая старушка с блестящими глазками. Тому вдруг припомнилось, как она вела нескончаемые беседы с его матерью в те далекие годы, когда его родители были еще живы.